Отчёт координатора Александра Редькина (позывной «Мохнатый»):

«Прошло уже полгода. И только сейчас я готов написать про тот поиск. Про путь, который длился долгих три месяца. Про мою Голгофу.

Помню утро 13 января 2021 года и переписку с моей мамой, её сообщение, что в нашей деревне за несколько часов всю округу засыпало снегом. Даже фотографии прислала. Я ещё подумал тогда: «Главное, чтоб никого не дёрнуло пойти в лес».

Тем же вечером, около 19 часов, когда снежный фронт неумолимо надвигался на Москву и МЧС прислал штормовое предупреждение, на горячую линию «ЛизаАлерт» поступила заявка. Пропал парень, Алексей.

Заявитель мог сообщить немногое: в реальной жизни друзья редко задумываются о том, что необходимо знать для поиска. Долгие 3 часа сбора данных: инфорги обзвонили всех, кто обладал хоть какой-то информацией. К моменту выезда я уже представлял картину: молодой парень — мой ровесник — решил уйти в лес: оставил все самое ценное, поговорил с любимой девушкой и исчез. С момента, когда он точно был жив, прошли сутки. На улице — 13 градусов мороза.

Помню, как написал в Twitter: «Надо дать шанс» и приложил картинку с сервиса ЯндексПогода. Помню место штаба на неосвещенной дороге рядом с остановкой; лица поисковиков, которые приехали; карту и квадраты, где я искал Алексея.

Помню снег, который падал сплошной стеной и скрывал все следы. Помню, как ехал по Ярославке и меня заносило: слишком много выпало снега — больше 30 сантиметров.

Каждый из нас — поисковиков и близких пропавшего — был настроен его найти. Помню фразу друга Алексея, которая тогда сильно резанула: «Он сказал своей девушке, что у него нет друзей, а вот гляньте – сколько приехало его искать».

В ту ночь мы его не нашли.

Позже, в другие выезды, делали запрос БПЛА (беспилотная авиация), новости о местоположении телефона по google-аккаунту, отрабатывали возможные точки и прочёсывали в -17 градусов.

День за днём я думал об этом поиске, обсуждал с его близкими различные варианты, выслушивал предположения, догадки, проверял версии. Я узнавал Алексея с разных сторон, начинал понимать его мысли и чувства.

Помню, где-то в середине зимы, уже после нескольких активных выездов, в чат поиска скинули фотку с беспилотника. И ребята, узнав, бросили всё и с лопатами прорывались к этому месту. Тогда тоже ничего не нашли.

Помню, как ехал на одну из встреч и смотрел на кромку леса: снег отступил, на дворе был апрель. Я уже давно добавил номера друзей и родственников Алексея в телефонную книжку. И каждый раз, прощаясь после разговора, мы благодарили друг друга и обещали сообщать новости, если они появятся.

Помню, как звонил Евгену (руководитель подразделения БПЛА «ЛизаАлерт») с просьбой отлетать на БПЛА лесные квадраты. Помню мои доводы и контраргументы от группы просмотра авиаснимков о целесообразности.

А ещё очень хорошо помню фотку, которую мне прислал Евген. И координаты.

 

 

 

Это была моя Голгофа — я должен был сам поехать и проверить метку БПЛА. Поставить точку в этом поиске.

Я помню дорогу через лес и ориентировку на дереве, которая отлично сохранилась в файле все те три месяца, что мы искали Алексея.

Я помню, как мы вышли на место и убедились в том, что он найден. Как я попросил сигарету у напарника и с какой жадностью её выкурил.

Я всё это помню.

К сожалению, мы не всегда находим пропавших живыми. Но каждый имеет право вернуться домой».